23
Проснулась одна и сразу почувствовала пустоту. Пошарила рукой по полатям. Безрезультатно. Всмотрелась в сумрак избушки. Никого! Стало страшно. Что же теперь делать? Как себя с ним вести? Он теперь, наверное, жалеет, что "это произошло". Раскаивается. Молится. А она? Марийка поймала себя на мысли, что ни о чём не жалеет и "грехи замаливать" не собирается. Нет на ней греха. Она его любит. Вот и под иконой в келье у Агафьи написано "Прежде всего, любовь друг к другу имейте". Она имеет...
Поднялась и почувствовала лёгкое головокружение. Озноб возвращался. Похоже, и в самом деле, заболела. Одевшись, она выползла наружу. Было уже светло. Костёр горел вовсю. Над костром висел чайник. Из носика валил пар. Кипит! Марийка подхватила голой рукой ручку. Обожглась, ойкнула и затрясла рукой. Тут из леса появился Андрей.
Увидев её жест, он закачал головой:
- Что же ты делаешь, Маша?
Марийка отчаянно дула на свою руку. Не помогало. Было стыдно и больно.
Андрей взял её руку, развернул обожженной ладонью вверх, подул на неё и приложился к ней губами. Марийке сразу полегчало. Исследовав её ладонь, он заявил: до свадьбы заживёт, и улыбнулся. Но вскоре лицо его стало серьёзным. Он коснулся губами её лба:
- Да ты опять горишь, Машенька?!
Помолчал, укоризненно глядя на неё, и приказал:
- Всё, едем домой! Не хватало, чтобы ты окончательно разболелась.
Марийка пыталось было возразить: а как же сети? Но он и слушать не хотел. Отвезу тебя к Агафье и вернусь за ними. Попьём чайку и в путь.
Он усадил её в кормовую часть катера. Укутал одеялом. Всю дорогу посматривал на неё. Беспокоился. Марийка тоже. Только совсем по иному поводу. Почему он меня не поцеловал? Сердится? Или чувствует себя неловко после вчерашнего. Интересно, хорошо ему было? Может, я ему чем не угодила? Словно уловив её мысли, он ободряюще улыбнулся и прокричал:
- Ах, как я себя ругаю!
- За что? - спросила Марийка и додумала: за "это"!
- За то, что не уберёг тебя. Душа моя! Теперь Агафья с меня три шкуры спустит.
Марийке понравились слова "душа моя", и она расплылась в улыбке.
- Я в баньке веничком попарюсь, и всё пройдёт,- проговорила, не будучи уверенной, что он услышит. Но он услышал. Одобрительно закивал головой:
- Это правильно. У Агафьи веники есть самые различные: берёзовый от хвори, осиновый от сглазу, пихтовый для приятности тела.
Катер причалил к маленькой пристани. Марийка поднялась, хотела шагнуть на пристань, но пошатнулась и чуть снова не свалилась в воду. Андрей поддержал её, подставив свою сильную мужскую руку. При этом он так озабоченно-нежно взглянул на Марийку, что сердце её затрепетало, а тело заволновалось.
Агафья и впрямь напустилась на него с упрёками:
- Не уберёг! Как же так?! Нашу радость! В воду загнал, небось? Знаю. Помешан на своей рыбалке. В прошлом годе уехал один. Три дни нету, пять дён. Когда является - хворый. Зато рыбы напотрошил целый ворох. Икры два ведра привёз. Сдал в городе на рыбоконсервный комбинат и свалился. Целые две недели пластом лежал. А я отхаживала.
Марийка слушала и удивлялась. Как она, Агафья, смеет с ним так разговаривать. Он ведь священник! И он ведёт себя странно: молчит да улыбается. Бог их разберёт. Похоже Агафья как мать ему. Или даже бабушка.
Сдав Марийку на попечение матушки Агафьи, Андрей вернулся за рыбой. Жарко. Лёд быстро тает. Надо в город везти сдавать. Иначе весь труд насмарку. Марийка усиленно прогревалась в бане, испытывая на себе лечебные свойства Агафьиных веников. Сразу стало легче, но к вечеру опять поднялась температура, начался жар. Теперь уже Агафье приходилось делать освежающие компрессы и прикладывать холодное полотенце к Марийкиному воспалённому лбу. Только к концу третьего дня она стала приходить в себя. Попыталась встать, но тут же обессилено села в кровать.
Агафьи не было. Упираясь в спинку кровати, Марийка всё-таки поднялась и, держась за стенку, сделала несколько шагов к двери. Вдруг дверь горенки распахнулась, и на пороге появился отец Андрей. Он сделал шаг вперёд и сразу заполнил собой половину комнаты. Марийка от неожиданности вздрогнула и тоже шагнула вперёд. Столкнувшись нос к носу, они молчали минуты две. Потом он потянул её к себе за плечи, прижал и проговорил:
- Машенька, как ты тут, душа моя? Зову, зову Агафью - не откликается. Вот и ворвался сам.
Марийка, блаженствуя, прижалась к нему и молчала. Что говорить-то? И так всё ясно. Он рядом, и жизнь прекрасна.
За объятьями их застала Агафья. И хотя глазами та ничего не видела, прекрасно поняла, что между ними происходит, поэтому заворчала:
- Что ж ты её, хворую, с постели-то поднял? Души в тебе нет... Куды ты её?
- Я сама... - смущённо попыталась оправдаться Марийка. - Устала лежать... Во двор хотела выйти, на солнышко посмотреть. Да вот не смогла и шагу шагнуть...
Андрей уже вывел её в переднюю избу, усадил на лавку у печки. Укутал ей тёплым шерстяным платком ноги и сел рядом.
- Невесёлые новости привёз я Агафьюшка...- начал он, и голос его дрогнул.
Марийка насторожилась. Агафья тоже встрепенулась.
- Что за новость, батюшка? Не уж-то, храм закрывают? - со слезами в голосе заговорила она.
Андрей отрицательно закачал головой:
- Слава Богу, нет! Другая беда у нас...
- Да, не томи ты батюшка. Не томи, сказывай...
- Боюсь я, матушка, что останемся мы скоро опять вдвоём. Уедет наша Машенька.
И выдержав длительную паузу, добавил:
- Справку я привёз из милиции взамен паспорта. Так что...
Не договорил, но в какой-то момент Марийке показалось, что он хотел сказать "скатертью дорога". Она заметалась. Уехать немедленно, сейчас. Его избавить от искушения, самой одуматься. Что она о себе возомнила? Разве ровня она ему? Он священник, а она.... Вспомнить страшно! Ехать домой: к бабуле, к дочери. Они ей любой рады. Она хотела подняться, но не смогла (ноги сильно дрожали) и заплакала. Не громко, а тихонько. Едва всхлипывая. Андрей вопросительно взглянул на неё:
- Ты чего, Маша? (не Машенька!).
- От радости,- слукавила Марийка. - По дочери сильно соскучилась...
Он вдруг резко поднялся и вышел, хлопнув в сенях дверью так, что звякнули припасённые в шкафчике бутылочки с лекарствами. Марийка мельком глянула на Агафью. Та была занята какими-то своими мыслями и улыбалась. Марийка не осмелилась спросить у неё: не показалось ли той, что их батюшка "серчает"?
За ужином он заметно нервничал. Задумывался, отвечал невпопад на Агафьины вопросы. Наскоро благословив их на ночь, вышел. Спать хочу -устал очень. Марийке же не спалось. Вышла на улицу. Медленно обошла храм и увидела свет в алтаре. Он там! Молится! О чём? Она потянула на себя тяжёлую дверь. Она скрипнула, но поддалась. Марийка вошла в храм, перекрестилась, как учила Агафья: чело-чрево, право-лево. Встала перед иконой Богородицы. Матушка, помоги! Дозволь мне любить его. Я стану послушной. Правда-правда! Помоги...
Он вышел из алтаря. Очень удивился:
- Тебе тоже не спится?
Приблизился к ней. Стараясь уловить выражение его глаз, проговорила:
- Не спится. Днём много спала. Мне показалось, или ты, в самом деле, сердишься на меня?
- Сержусь? Нет... Хотя, наверное, сержусь...- он отвёл взгляд в сторону.
- Почему? Разве я не вольна поступать, как велит мне моё сердце?
- Вольна, - он уже был так близко, что она заволновалась. - А что "велит тебе твоё сердце"?
Марийка уставилась на его губы и прошептала:
- Оно велит мне ехать за дочерью и возвращаться, если ты, конечно, нас примешь...
Он прижался к ней, положил подбородок на её голову, тоже зашептал:
- Я-то приму... Только вряд ли ты вернёшься. Уедешь в Москву. Муж, друзья, жизнь другая. Окунёшься в неё и забудешь меня, как мимолётный сон...
Марийка обиделась:
- Ты так говоришь, как будто всё знаешь наперёд.
- Не всё, но... знаю. Многие до тебя отсюда уезжали и говорили, что вернутся. А как видишь...
Марийку неприятно укололо в сердце:
- А среди этих многих были женщины?
- И женщины, и мужчины...- начал он. Но, увидев настороженный взгляд Марийки, усмехнулся:
- Ты о чём подумала-то? Женщины? Пока Ксения жила, она была моей единственной женщиной. Это я образно говорю. Бывали здесь и мужчины и женщины одинокие, случайно или специально, к Агафье, захаживали. Она ведь лечить может от разных недугов молитвой да травяными настоями. И учёные приезжали, историю здешних мест изучали, и охотники, рыбаки... Наобещают: вернёмся, батюшка, храм поможем восстановить. А как только на поезд посажу.... Прощай. Ни слуху, ни духу.
Марийка оторвала лицо от его груди:
- Я немногие. Я одна такая. Вернусь с дочерью, а может и с бабулей, и тебе будет стыдно, что ты подумал, будто всё это для меня "мимолетный сон".
Андрей улыбнулся и кивнул снисходительно. Поняла: не поверил. Слёзы снова навернулись на глаза. Ах, ты так! Она отступила от него и пошатнулась. Ноги ещё ходили ходуном. Или нервы... Он снова привлёк её к себе:
- Маша, Машенька... - помолчал. - В любом случае ехать тебе завтра нельзя, нужно отлежаться. Иначе в дороге захвораешь... Я тебе так велю.
Марийка вдыхала его запах и уже не плакала. Хорошо! Как скажешь!
Я не спорю. Тут спорь - не спорь, а без него ей до города не добраться.
Он проводил её до крыльца. Поцеловал в лоб. Спокойной ночи, душа моя. Несмотря на его благословение, ночь для Марийки спокойной не была. То снова кидало в жар, то откуда-то подкрадывался озноб. Обида брала верх или желание доказать ему, только металась до самого утра. Проспала даже утреннюю службу. Проснулась к полудню. Агафья у плиты хлопочет. Сейчас кормить буду. А отец Андрей? Он разве обедать не будет?
- Нет его, - проговорила Агафья. - В тайгу ушёл. Сказал дня на три.
Она помолчала:
- Крепко ты его, видно, зацепила?
Марийка с тоской посмотрела за окно. В тайгу.
- Он меня тоже "крепко зацепил"...
- Не уж-то и впрямь вернёшься, Маша? - Агафья села на лавку.
- Вернусь! Он мне не поверил, потому и ушёл. А ты поверь, матушка, поверь мне. И жди.
Марийка увидела, как заблестели небесно-голубые глаза Агафьи:
- Возвращайся, матушка. Возвращайся. Я за тебя молиться буду и за него. У вас всё сладится. Он добрый, заботливый. Это только с виду суров. Всё сладится. Не зря же Господь тебя привёл в храм этот, когда Ксения умерла. Может, час его искупления настал? Детей ему нарожаешь... А я буду нянчиться. Ещё старый владыка говорил: место это оживёт, когда услышит плач младенца.
Андрей вернулся из тайги через три дня. Как и обещал. А ещё через два дня он посадил Марийку в машину и повёз в город на станцию. Марийка пыталась объясниться. Поговорить с ним. Но он молчал. Агафья сказала: дал зарок молчания, чтоб ненароком её не обидеть. Словом неосторожным. Поэтому прощались молча. Марийка хотела заплакать, но передумала. Прошла в вагон. Когда глянула на перрон, место, где он только что стоял, было пусто. Даже помахать некому. Она села на полку и с обидой подумала:
- А, может, и не нужна я ему вовсе? Не простился и не позвал...